Вы здесь
Последняя песня Дюймовочки
Галина ЗОЛОТАИНА
Последняя песенкаДюймовочки
* * *
Опять любовь в начале мая,
Природы вечный ренессанс.
Дороже всех сокровищ майя
Слова, летящие от вас.
Не прикасание, не ласка —
Лишь слов забытых ветерок.
Как неодёванный до Пасхи
Манящий, с розами, платок.
Минует крестный ход и пенье.
И праздник кончится в душе.
Останется стихотворенье
Яйцом пасхальным Фаберже.
* * *
Снег присел на корточки. Стаял.
Все твои форточки — настежь.
Обнажились зимние тайны —
Плохо ты меня прячешь.
Дворник от дверей конторы
Долбит желобок узкий,
Я к тебе прильну скоро,
Только всё равно грустно.
На окне герань вянет.
Грустно, что ответ найден:
Глупо раздувать пламень
Не на годы, а всего на день.
Ночная улица
Эта улица греховна, и она молчит.
А рогатый муж — троллейбус —
Лямку волочит.
На пределе вздрогнет провод,
Вспышкой ослепя,
Чтоб она могла увидеть —
Черную — себя.
Сиротство
Темно и сыро.
И холодный пол.
На стенке нацарапано «козёл».
Опять любовь в начале мая,
Природы вечный ренессанс.
Дороже всех сокровищ майя
Слова, летящие от вас.
Не прикасание, не ласка —
Лишь слов забытых ветерок.
Как неодёванный до Пасхи
Манящий, с розами, платок.
Минует крестный ход и пенье.
И праздник кончится в душе.
Останется стихотворенье
Яйцом пасхальным Фаберже.
* * *
Снег присел на корточки. Стаял.
Все твои форточки — настежь.
Обнажились зимние тайны —
Плохо ты меня прячешь.
Дворник от дверей конторы
Долбит желобок узкий,
Я к тебе прильну скоро,
Только всё равно грустно.
На окне герань вянет.
Грустно, что ответ найден:
Глупо раздувать пламень
Не на годы, а всего на день.
Ночная улица
Эта улица греховна, и она молчит.
А рогатый муж — троллейбус —
Лямку волочит.
На пределе вздрогнет провод,
Вспышкой ослепя,
Чтоб она могла увидеть —
Черную — себя.
Сиротство
Темно и сыро.
И холодный пол.
На стенке нацарапано «козёл».
Детдомовец наказан в туалете,
Нет никого на целом белом свете.
Холодный пол, как много лет назад.
Темно и сыро.
Снова интернат.
Снова интернат.
Старик рыдает в мрачном туалете —
Нет никого на целом белом свете.
Вдова поэта
Осудили вдову, что не стала для праха рабыней,
Что она в изголовье холма не осталась навечно рябиной,
К воронью не примкнула, чтоб вечно кружиться над тленом,
На кладбищенской глине не стёрла до крови колена.
Среди нищих у входа не села с протянутой дланью,
Не поела кутьи, а вина попросила в стакане.
Дома книги и письма его в сундуке схоронила,
Авторучки сломала и вылила в землю чернила.
Ни слезы и ни всхлипа. Спокойно расправила койку.
Расчесалась, умылась, легла, вскрыла вены и только…
Вдова поэта
Осудили вдову, что не стала для праха рабыней,
Что она в изголовье холма не осталась навечно рябиной,
К воронью не примкнула, чтоб вечно кружиться над тленом,
На кладбищенской глине не стёрла до крови колена.
Среди нищих у входа не села с протянутой дланью,
Не поела кутьи, а вина попросила в стакане.
Дома книги и письма его в сундуке схоронила,
Авторучки сломала и вылила в землю чернила.
Ни слезы и ни всхлипа. Спокойно расправила койку.
Расчесалась, умылась, легла, вскрыла вены и только…
* * *
Душе полегчало на этой неделе,
Опять появилось в ней что-то газелье.
Свирелью запела опять по утрам,
Презрев поклоненье народным хорам,
Танцует под деревом вновь в одиночку
В прозрачной и лёгкой девичьей сорочке.
Лишь ветер тесёмки у шеи колышет…
Один ее нежит, один ею дышит.
Последняя песенка Дюймовочки
Плаваю в тарелочке мирозданья,
Маленькая девочка — в океане.
В лепестке качаюсь, как в челноке,
А с болота слышится: «бре-ке-ке»…
Маленькая — ма-а-ленькая? — большая…
Чем могу, тем душу и утешаю,
Боженьке вот выучилась молиться,
Верю лишь ему да небесным птицам.
Допою — сошьют мне широкую юбку,
Подберут ореховую скорлупку,
Ласточки взлетят со мной налегке,
В скорлупе качая, как в челноке.