Вы здесь
Словооборот
Елена ЕЛАГИНА
* * *
Бог милосерд, да рок неумолим.
Неслышной поступью, как вечный пилигрим,
Бочком-волчком судьба твоя крадется,
Набросив капюшон на пол-лица,
И есть ли смысл у мёртвого гонца
Спросить, что в ней, болезной, нам зачтется,
А что, напротив, гирей на ногах
Повиснет, оправдав наш чревный страх?
О будущем — ни-ни! И грех, и зябко.
С душой своей в согласии живи,
Ныряй в поток божественной любви,
Как в воду — птичка смелая, оляпка.
ЮБИЛЕЙНеслышной поступью, как вечный пилигрим,
Бочком-волчком судьба твоя крадется,
Набросив капюшон на пол-лица,
И есть ли смысл у мёртвого гонца
Спросить, что в ней, болезной, нам зачтется,
А что, напротив, гирей на ногах
Повиснет, оправдав наш чревный страх?
О будущем — ни-ни! И грех, и зябко.
С душой своей в согласии живи,
Ныряй в поток божественной любви,
Как в воду — птичка смелая, оляпка.
Водку выпьют,
конфеты съедят,
цветы завянут,
презентованную книгу
пролистают за полчаса
и закинут куда подальше.
И лишь юбилейная медаль —
всем подаркам подарок! —
будет неутомимо сиять
неувядаемым своим
фальшивым
дружеским
золотом!
ПИФИЯконфеты съедят,
цветы завянут,
презентованную книгу
пролистают за полчаса
и закинут куда подальше.
И лишь юбилейная медаль —
всем подаркам подарок! —
будет неутомимо сиять
неувядаемым своим
фальшивым
дружеским
золотом!
Возле пророческой расщелины
со смрадными испарениями
что скажет нам нового о свободе
из тёмной своей несвободы
алкоголичка и наркоманка?
Но нет — смешно и подумать! —
говорит, говорит,
поскольку ее организм,
словно некий вербальный будильник
с безупречной точностью хода
заведён на звуковое произнесение
бесконечных словесных красот
со значительным и отрешенным видом.
И вот — говорит, говорит,
томно округляя гласные
и растягивая звук
в манерных своих пророчествах.
И ей — внимают благоговейно.
ЛИТЕРАТУРНОЕ НЕДОУМЕНИЕсо смрадными испарениями
что скажет нам нового о свободе
из тёмной своей несвободы
алкоголичка и наркоманка?
Но нет — смешно и подумать! —
говорит, говорит,
поскольку ее организм,
словно некий вербальный будильник
с безупречной точностью хода
заведён на звуковое произнесение
бесконечных словесных красот
со значительным и отрешенным видом.
И вот — говорит, говорит,
томно округляя гласные
и растягивая звук
в манерных своих пророчествах.
И ей — внимают благоговейно.
Муму с Герасимом плывут в своей лодчонке…
Я понимаю барыню, которой
Осточертел собачий лай — он вправду
Натурам музыкальным нестерпим!
Но все ж — зачем топить? Отправь куда подальше —
И все дела! Зачем топить, палачка
Безжалостная? — Случай был в семье
Великого писателя, к несчастью.
Зачем нас мучить пагубным финалом?
Верёвка, камень — фу! Какой-то триллер!
Какое-то кино дозвуковое,
Где обделённому природою герою
И говорить не надо ничего.
Вокруг природа дышит полной грудью,
Не умерщвлённая пока ещё прогрессом,
Перо скрипит по девственной бумаге,
Рождая классики заветные шедевры,
А вы топить взялись…
Безвкусно, господа!
ТЯЖЕЛЫЙ ВЗДОХ Я понимаю барыню, которой
Осточертел собачий лай — он вправду
Натурам музыкальным нестерпим!
Но все ж — зачем топить? Отправь куда подальше —
И все дела! Зачем топить, палачка
Безжалостная? — Случай был в семье
Великого писателя, к несчастью.
Зачем нас мучить пагубным финалом?
Верёвка, камень — фу! Какой-то триллер!
Какое-то кино дозвуковое,
Где обделённому природою герою
И говорить не надо ничего.
Вокруг природа дышит полной грудью,
Не умерщвлённая пока ещё прогрессом,
Перо скрипит по девственной бумаге,
Рождая классики заветные шедевры,
А вы топить взялись…
Безвкусно, господа!
ИСТОРИКА ИСКУССТВА
Как утомительно изображать здоровье,
Способность к действию, когда давным-давно
Нет ничего подобного в помине,
Но положение обязывает — и
Будь в форме, будто юный Ахиллес!
Способность к действию, когда давным-давно
Нет ничего подобного в помине,
Но положение обязывает — и
Будь в форме, будто юный Ахиллес!
Таскайся на бессмысленные встречи
С известным назубок уже искусством,
Что выдаёт себя за соль земли,
Нерв времени, обнаруженье смыслов
И прочее, что бесконечно мило
Арт-критикам с улыбками акул.
Там руки пожимай и улыбайся,
Расспрашивай о планах, поздравляй
С успехом, находи, мой Бог, слова
Для выражения восторгов и елей
Щедрее лей, иначе — ты невежлив,
И более того — невыносим.
И никому уже не интересен…
А хочется — домой! И к чашке чая,
А не к бокалу с опостылевшим шампанским.
Уютный плед и книга на коленях
(А вовсе не красотка — что за толк?),
И даже — вот случайность! — телевизор,
Где в нежном споре все твои знакомцы
О чём-то так округло говорят,
Что смысл тает призрачным дымком.
О чём — совсем неважно, право слово.
Встречаться лучше так — через экран.
Хвала тому, кто все это придумал!
Всё чаще думаешь, дописывая книгу
О замечательных художниках былого,
Успеешь ли задуманное сделать?
И много ль вечеров таких осталось
Под остывающим, как чай, закатным небом?
Что выдаёт себя за соль земли,
Нерв времени, обнаруженье смыслов
И прочее, что бесконечно мило
Арт-критикам с улыбками акул.
Там руки пожимай и улыбайся,
Расспрашивай о планах, поздравляй
С успехом, находи, мой Бог, слова
Для выражения восторгов и елей
Щедрее лей, иначе — ты невежлив,
И более того — невыносим.
И никому уже не интересен…
А хочется — домой! И к чашке чая,
А не к бокалу с опостылевшим шампанским.
Уютный плед и книга на коленях
(А вовсе не красотка — что за толк?),
И даже — вот случайность! — телевизор,
Где в нежном споре все твои знакомцы
О чём-то так округло говорят,
Что смысл тает призрачным дымком.
О чём — совсем неважно, право слово.
Встречаться лучше так — через экран.
Хвала тому, кто все это придумал!
Всё чаще думаешь, дописывая книгу
О замечательных художниках былого,
Успеешь ли задуманное сделать?
И много ль вечеров таких осталось
Под остывающим, как чай, закатным небом?
* * *
Времена не выбирают...
А. Кушнер
Оставим девятнадцатому веку
Всю тонкость чувств и обморок в корсете,
Любимый томик, на скамье забытый,
Тургеневской природы половодье
И фетовской природы увяданье,
И чеховский притихший мезонин…
Оставим эти детские картинки
Тем дням, когда не знали слов: «блокада»,
«Фашизм», «Освенцим», «холокост», «зачистка»,
«Напалм», «Макдоналдс», «маркетинг», а также
«Гламур» и много прочих дельных слов.
Ведь как-то и без оных управлялись,
И предвкушали небеса в алмазах,
И верили в величье человека
И в слово непременное «прогресс»,
В сверкающее будущее… Право,
Любимый томик, на скамье забытый,
Тургеневской природы половодье
И фетовской природы увяданье,
И чеховский притихший мезонин…
Оставим эти детские картинки
Тем дням, когда не знали слов: «блокада»,
«Фашизм», «Освенцим», «холокост», «зачистка»,
«Напалм», «Макдоналдс», «маркетинг», а также
«Гламур» и много прочих дельных слов.
Ведь как-то и без оных управлялись,
И предвкушали небеса в алмазах,
И верили в величье человека
И в слово непременное «прогресс»,
В сверкающее будущее… Право,
Глядеть без слёз и смеха невозможно
На это детство мозга и души,
На это детство мозга и души,
На тот уют, надежды и мечтанья.
Какое счастье быть обычным смертным,
Не доживая до осуществленья
Всех грандиозных чаяний! Но разве
Есть щель, в которой можно отсидеться
И выпавшее время переждать?
СВЕРСТНИКИКакое счастье быть обычным смертным,
Не доживая до осуществленья
Всех грандиозных чаяний! Но разве
Есть щель, в которой можно отсидеться
И выпавшее время переждать?
1. Александр Ткаченко. Москва.
Закончил работу
Не только над книгой рассказов,
Но также — над собственной жизнью.
И вот лишь глядит безмятежно
С измятой газетной страницы,
Похоже, еще не читавший
Ни это своё интервью,
Ни приспевший за ним некролог.
Не только над книгой рассказов,
Но также — над собственной жизнью.
И вот лишь глядит безмятежно
С измятой газетной страницы,
Похоже, еще не читавший
Ни это своё интервью,
Ни приспевший за ним некролог.
2. Станислав Золотцев. Псков.
До сих пор в мобильном
не стёрта его эсэмэска,
мол, читал вашу книгу,
урча от удовольствия…
Кому он теперь урчит,
каким высшим силам
взахлёб объясняет,
чем петербургский стиль стихосложения
столь характерно отличен от прочих,
и почему он так важен
в российском шумливом концерте?
И — главное — кому невтерпёж
там наверху
узнать это именно сейчас,
если времени там по-прежнему —
по непроверенным слухам —
вроде бы не существует?
не стёрта его эсэмэска,
мол, читал вашу книгу,
урча от удовольствия…
Кому он теперь урчит,
каким высшим силам
взахлёб объясняет,
чем петербургский стиль стихосложения
столь характерно отличен от прочих,
и почему он так важен
в российском шумливом концерте?
И — главное — кому невтерпёж
там наверху
узнать это именно сейчас,
если времени там по-прежнему —
по непроверенным слухам —
вроде бы не существует?
3. Олег Охапкин. Санкт-Петербург.
Звонил чаще прочих,
Всегда веселый и бодрый,
С вечным вопросом поэта:
Мол, пишется — нет?
А ты, мол, молодец,
Всегда веселый и бодрый,
С вечным вопросом поэта:
Мол, пишется — нет?
А ты, мол, молодец,
Стоически продолжаешь
Стоическую позицию.
Не хватило духу
Видеть его в гробу.
Зато хватило ума
На последние
Купить его книгу,
Ту, где он с Митей Шагиным
В обнимку на обложке.
Вот он — поход на родную могилу,
Где вместо тихих шагов
Неслышное
Перелистывание страниц,
А вместо недолгих цветов
Вечная влажность в глазах.
ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ
1.Не хватило духу
Видеть его в гробу.
Зато хватило ума
На последние
Купить его книгу,
Ту, где он с Митей Шагиным
В обнимку на обложке.
Вот он — поход на родную могилу,
Где вместо тихих шагов
Неслышное
Перелистывание страниц,
А вместо недолгих цветов
Вечная влажность в глазах.
ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ
И жить ленюсь, и умирать боюсь,
И никому уже давно не снюсь,
И ни о ком ночами не мечтаю,
И с Господом по-прежнему на «вы».
И дремлют все сторожевые львы
Цепочкою — от Рима до Китая.
2.И никому уже давно не снюсь,
И ни о ком ночами не мечтаю,
И с Господом по-прежнему на «вы».
И дремлют все сторожевые львы
Цепочкою — от Рима до Китая.
Не в том беда, что голова седа,
Не в том беда, что полночь на пороге,
Что мёртвая замшелая вода
В который раз обнюхивает ноги.
А в том беда, что голова седа,
А в том беда, что полночь на пороге,
Что чёрная нездешняя вода
Несёт, как дикаря в его пироге.
Памятник
Я памятник себе воздвиг…
Из поэтически общеупотребимого
В сухом остатке праха горсть
Да слёзная вода.
Снегурочкой земной наш гость
Растаял без следа.
Ах, вот ещё — слова, слова,
Да у кого их нет?
Да худосочная молва,
Не в том беда, что полночь на пороге,
Что мёртвая замшелая вода
В который раз обнюхивает ноги.
А в том беда, что голова седа,
А в том беда, что полночь на пороге,
Что чёрная нездешняя вода
Несёт, как дикаря в его пироге.
Памятник
Я памятник себе воздвиг…
Из поэтически общеупотребимого
В сухом остатке праха горсть
Да слёзная вода.
Снегурочкой земной наш гость
Растаял без следа.
Ах, вот ещё — слова, слова,
Да у кого их нет?
Да худосочная молва,
Мол, был такой поэт.
Молва иссякнет, зарастёт
Тропа в погожий год,
Другой поэт введёт в народ
Свой словооборот.
И всё завертится опять,
Как исстари велось.
И будет вновь рассвет сиять
И звать лосиху лось.
И вновь по быстрому шоссе
В восторге будем мчать,
И песню слышать в колесе,
И ветру подпевать.
И, завернув за поворот,
Увидим дивный вид:
Разинув в трубном зове рот
Лось гипсовый стоит.
Молва иссякнет, зарастёт
Тропа в погожий год,
Другой поэт введёт в народ
Свой словооборот.
И всё завертится опять,
Как исстари велось.
И будет вновь рассвет сиять
И звать лосиху лось.
И вновь по быстрому шоссе
В восторге будем мчать,
И песню слышать в колесе,
И ветру подпевать.
И, завернув за поворот,
Увидим дивный вид:
Разинув в трубном зове рот
Лось гипсовый стоит.