Вы здесь
«Где лепечет ребенок и клохчет старик...»
* * *
Я видел в глазах ингаирской татарки
Поэта, диван и бутылку «Кадарки».
О злая татарка! Косички, как змейки,
Ползли на лицо мне в той малосемейке…
Соседка Светлана входила нежданно,
Как в лирику Анны Ахматовой — Жданов.
«Купи сапоги! — говорила Диане. —
О, кто это спит у тебя на диване?»
Мне снились лимоны, желтевшие ярко…
До этого — сладко вливалась «Кадарка»
И злая татарка с пружинистым телом
Скакала на мне, как умела — умело…
И доски скрипели в той малосемейке,
А снег заметал голубые скамейки,
И два фонаря нам светили устало,
А утром их света не стало, не стало.
* * *
Я сегодня вошел в то пространство стиха,
Где наивная речь и проста, и тиха:
Где кричит свое «клии» на кедре желна…
Где сырыми губами лопочет волна…
Где на крышу «грибка» приземляется снег…
Где ложится под землю и спит человек…
Где течет по листу, высыхая, роса…
Где жужжит и жужжит в сером шаре оса…
Где доверчивость до и плескание ля…
Где скрипит, но вращается наша Земля…
Где лепечет ребенок и клохчет старик…
Я сегодня, как царь, в эти сферы проник.
* * *
Летала панночка в гробу,
над берегом летала,
а я на глиняном горбу
рвал серьги краснотала;
потом сплавлялась по реке,
ловила щук на кашу,
а я, как палец на руке,
все прижимал Наташу;
втянула в «лодку» двух сомов,
забросив косы в воду,
а я, как уд среди умов,
молился богу Роду;
и ведьмы волосы, как смоль,
текли по водной глади,
а я златую канифоль
разглядывал и гладил;
макушки сосен на ветру
плескались в небе синем,
ключица ныла: поутру
в избу войдет Есенин,
духмяный Хлебников в печи
зашелестит дровами,
и древнерусские мечи
завоют комарами;
и Вий с Вийоном спляшут в такт,
и будет брага литься…
Я выйду на Тобольский тракт,
чтоб с кистенем родиться.
* * *
Владиславу Корнилову
Был клевер белым между гряд,
стал клевер красным.
По-птичьи ветви говорят
под небом ясным.
Цветут в теплице огурцы,
навоза — жижа.
И облака плывут с Янцзы
в сады Парижа.
Как воск, стекает по лучам
тепло от солнца…
Не в дверь, а в душу по ночам
тоска скребется.
По леске спустится паук,
завоет псина.
И жить тогда, мой милый друг,
невыносимо…
Был клевер красным у плетня,
стал клевер белым…
И все мерещится петля
с узлом умелым.
В такую ночь рванешь во двор,
сбивая стулья,
а там из желоба в упор
глядит горгулья.
* * *
Иду в микровельветовом пальто,
прокручивая шарик под ногами,
и Западно-Сибирское плато
скрипит под широченными шагами.
Встречаю девушку, веду ее в кино
забора вдоль, где надпись черным: «Вымпел»
И льется свет, как красное вино;
духи пьянят; шатаюсь, будто выпил.
Заходим в гипермаркет «Карусель»,
шучу про базис, но и там, повыше,
клюют попкорн… И мы, как караси,
вплываем в зал в ТЦ под самой крышей:
и вот — о том, что счастье за горой,
не за горой, быть может… И свободен,
как птица в небе, лишний тот герой,
жене и жизни, в общем, неугоден;
и вот учитель пьет уже с утра,
летит, как самолетик, на качелях,
географ глобус пропил, та-ра-ра,
засохла Кама в киноакварелях.